— Я буду готова.
— Да? — Мне даже не нужно видеть его лицо, чтобы знать, что он улыбается. — Это звучит не так убедительно, как я ожидал.
— Ну, знаешь, я бы осталась стажером, если бы не ты. Хотела бы я для разнообразия, иметь возможность платить за аренду самостоятельно. Просить маму вносить оплату, пока я стажёр, отстой. Но если бы не она, Обри выкинула бы меня ещё два года назад.
— Иметь деньги — это хорошо, — соглашается он. — Я слишком хорошо знаю, как быть голодным художником.
— Да ладно, твои родители никогда не позволили бы тебе голодать.
Он молчит. Я ожидаю, что он в любой момент расколется и рассмеётся, как делает всегда, но этого не происходит. Я, что, затронула щекотливую тему?
— Ноэль?
Он вздыхает в трубку.
— Да, я тут.
Он хмурится. Могу сказать по тону его голоса. Я паникую.
— Мне жаль, если я...
— Не парься на этот счёт, Лэйн. Наверное, я должен был сказать тебе, что мы с папой больше не разговариваем. Как бы то ни было, я полагал, ты в курсе, ведь наши семьи всё ещё соседи, и всё такое.
У меня не хватало смелости смотреть его родителям в лицо после нашего разрыва. Они всё ещё живут рядом с моей мамой на озере Сидар Крик, в Техасе. Я виделась с ними лишь раз, на похоронах моего отца, три года назад. И тогда я не могла ни с кем общаться, только потеряв папу из-за рака. Так много изменилось в нашей жизни.
— Я не знала, Ноэль. Мне жаль, если я расстроила тебя. Ты хочешь поговорить об этом?
На линии долгое молчание, но я слышу медленное и плавное дыхание на другом конце. Я не понимаю. Что могло произойти настолько плохое, что Ноэль не разговаривает с отцом? Разве он не знает, что семьи можно лишиться в любой момент? Я знаю его отца. Он суров. Такой человек всегда добивается, чего хочет, не считаясь со мнением других людей. Эти двое всегда бодались, когда мы были детьми, особенно, когда Ноэль был в старших классах. Отец никак не мог понять, почему школа так тяжело давалась его сыну с дислексией.
С другой стороны, мама Ноэля, прекрасная женщина, всегда относилась с пониманием к проблеме сына. Я даже не могу сосчитать, скольких репетиторов она нанимала, чтобы помочь ему.
Ноэль — смесь их обоих, полагаю. Его сладость унаследована от матери, в то время как полный контроль от отца. С тех пор, как я снова стала с ним общаться, мне кажется, что гены отца доминируют. Упрямый, как и он.
Его отношения с отцом всегда были напряжёнными, когда мы были моложе. Постоянная потребность в совершенстве и успехе напрягала Ноэля. Он всегда старался угодить отцу, но что-то случилось за эти четыре года, и я умираю от любопытства, как хочу узнать.
— Ноэль, ведь мы были друзьями долгое время. Ты можешь поговорить со мной.
Он свободно и громко вздыхает.
— Ничего. Забудь, что я сказал.
Я прижимаю подушку к своей груди сильнее и мне почему-то хочется, чтобы это был Ноэль. Потребность обнять его и сказать, что всё будет хорошо, заставляет сжиматься моё сердце. Мне лучше знать. Не иметь возможности увидеть свою семью, которая так много для него значит, должно быть, сокрушительно.
Он должен поговорить об этом с кем-то. Если он не поговорит со мной добровольно, я заставлю его.
— Чушь собачья, — говорю я.
— Прости? — говорит он резко.
— Ты слышал меня, Ноэль. Чушь... собачья. Это всё. Поговори со мной. Я твой старый друг, и хочу знать, что случилось такого ужасного, что ты больше не видишься со своими родителями.
Ещё один тяжелый вздох на линии — он колеблется. Ноэль знает, какой я могу быть беспощадной.
— Он поставил мне ультиматум. Поступить в колледж или убираться вон.
Мои глаза расширяются.
— Он тебя выгнал? Твоя мама знает, что произошло?
Ноэль вздыхает.
— Она пыталась остановить его, но отец был одержим тем, чтобы преподать мне урок. Мне позволили забрать только машину. Хорошо, что у старого «Шевроле» большое заднее сиденье. Эта машина долго была моим домом.
— Мне так жаль, Ноэль. Почему ты не позвонил мне? Я бы позволила тебе прийти и остаться со мной в общежитии.
Мысль о том, что сначала его бросила я, а потом от него отрекся отец, причиняет боль моей душе. Он не заслужил того, чтобы быть всеми брошенным, как будто он ничего не значит.
— Я был слишком горд. Хотел доказать тебе и отцу, что добьюсь успеха в музыке. Что это не просто хобби.
— И ты сделал это. Ты должен гордится, ты добился успеха, и можешь нас обоих послать куда подальше.
— Я бы так не смог. Я не такой человек. — Он совершенно прав. Не могу представить, чтобы он послал меня или своего отца, но, если бы так и случилось, я бы не стала его винить. Я заслужила это. Мы оба заслужили.
— Это одинокая жизнь, если вокруг тебя нет хороших людей. Всё вокруг фальшивка, если ты знаменит. Единственная настоящая семья, которая у меня есть, это моя группа. Эти ребята мои братья. И они знают это.
— Когда в последний раз ты говорил с родителями?
— Я не разговаривал с моим отцом с той ночи, когда он вышвырнул меня. Четыре года назад.
— Это ужасно. — Моё сердце разрывается из-за него. — А твоя мама...
— Нет, мама суперская. Она старается незаметно звонить мне и пишет, когда может. Если бы она тайком не высылала деньги первый год, я бы, наверное, умер с голоду. Поверь мне, дешевая поганая лапша лучшее блюдо, если ты голодный и без гроша.
— Я всегда удивлялась, как рок-звезды остаются худыми, когда постоянно пьют пиво. Идея такой диеты порвет рынок, — говорю я, стараясь поднять ему настроение.
Он смеётся.
— А ты должна встать во главе кампании.
Кажется, после моей шутки напряжённость в его голосе тает. Я хочу узнать миллион вещей. В моей голове роится куча вопросов о вероятности возобновления взаимоотношений с родными. Когда-нибудь, надеюсь, он будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы делится со мной мыслями, как раньше. Но сейчас я приму каждую частичку его жизни, которую он готов дать мне, не затрагивая слишком много проблем.